На вечер тесть пригласил «отужинать и поболтать». Отказаться Буланов не посмел, но поехал к нему в Серебряный бор, только дав себе зарок: ни слова о Волгаре и вообще об этой чертовщине. Однако под уточку по-пекински, да под горячее сакэ, которое так ловко подставляла гостю домработница, зарок как-то затуманился, и «зять-дорогой» поведал «дорогому тестю» о том, что мучило его последние недели. Рассказал, правда, осторожно, опуская кой-какие детали… Но главного своего опасения не удержал:
— И выходит, что я теперь у этого жмурика под колпаком — он всё видит и всё знает. И чуть что — пишет прямо в компьютер…
— И что он там пишет? — полюбопытствовал тесть.
— Пишет, что по долгам надо платить!
— Очень правильно. А ты чего испугался? Платить надо не только по долгам, но и за услуги. Насколько я помню, даже в Священном писании сказано: «Узнай его по трудам его». А что значит «узнай»? Это значит повернись к нему лицом, оцени его услугу и воздай, как положено… — Тесть бережно влил меж полных губ ещё одну чашечку сакэ и наставительно продолжил: — Что касается долгов, тут надо помнить — какие они. Есть обязательные, вроде карточных или по кредитам банка. Там могут и на «счётчик» поставить. А это ни к чему. Если же просто обещал чего… Тут ещё можно посмотреть: кому обещал, чего обещал… Мало ли кому и что мы обещаем? Нам вон коммунизм построить обещали, и где он?… А насчет «колпака», ты бы посоветовался с кем-нибудь. Всё видит и всё знает только Господь, иже еси на небеси. А у тебя же не Иисус Христос на проводе. Может, это провокация твоего писателя? У них модно «менять профессию». Спрятался где-то и стучит… Стучит-то только тебе на компьютер или ещё и в газеты пишет?
— Не… Только мне!
— Значит, это кто-то из твоих заклятых друзей решил потешиться.
— Хорошо бы! Но об этом же писала едва ли ни вся мировая пресса: погиб в автомобильной катастрофе, кремирован, и пишет с того света.
— Интересно. Не читал. Служба проклятая — одни бумажки листаешь целый день…
— О, представляю! У меня и то, сколько всяких просьб, заявок, жалоб каждый день. А уж у вас-то, конечно, — горы!
Тесть Буланова — Федор Александрович Горин — приметный внешне мужчина, не растерявший импозантности и к шестидесяти годам, с незапамятных советских времен ходит в начальниках секретариата первого «вице» в правительстве страны. Получил он эту должность ещё в возрасте зятя и закрепился в ней, сознательно не помышляя о переменах в карьере. Лишь однажды в ней случился перерыв. Это когда от СССР осталась одна Россия с её малыми народами, и в правительство пришли молодые, горячие ребята. Тогда на место его многолетнего шефа призвали провинциального губернатора, а тот притащил с собой на секретариат молоденького физика Гошу. Парень был сподвижником губернатора на митингах, пока тот пробивался в политики, потом сидел у него в качестве помощника и пресс-секретаря. А теперь вот выпало заведовать секретариатом при разогнанных канцелярских работниках. Он хорошо управлялся с техникой, завел электронный учет входящих документов, но явно терялся в оценке их важности, а бегать с каждой бумагой к шефу не решался, поскольку тот в новой должности становился всё более крут характером. Вот почему, когда Федор Александрович пришел к Гоше подписать акт о передаче оставшихся документов, тот явно обрадовался возможности получить консультацию у канцелярского зубра, да и пожаловаться на судьбу.
— И как вы только управлялись с монбланами бумаг? Геракл не вычистил бы эти конюшни! Несут и несут. И всем надо… И у всех срочно… А я даже не Ахиллес, — сообщил Гоша упавшим голосом. — Помогите разобраться, что нести шефу в первую очередь, что во вторую,… а что вообще — потом?
— Ну, во-первых, огромная ваша ошибка состоит в том, что вы, молодые люди, разогнали канцелярию. Это не борьба с бюрократизмом, это борьба с разумной организацией дела. У меня в секретариате было двадцать человек, каждый из которых чётко знал, что он делает и за что отвечает. Вы почему-то… — наверно по молодости — решили, что первому вице-премьеру хватит секретариата из двух человек: заведующего и регистратора. Глупость, если не сказать — вредительство или саботаж работы члена правительства. Но это претензия не к вам. Это — незнание дела руководителем аппарата, — «рубил с плеча» Федор Александрович.
— И что теперь делать? Бежать?
— Зачем бежать? Соображать! Я думаю, что все вы, молодые и горячие, очень скоро сообразите, что наломали дров, и пора складывать поленницу, как положено. Ну, а вам лично, напомните, как вас зовут…
— Можно просто — Гоша…
— А вам, Гоша,… вы мне чем-то очень симпатичны, напоминаете моего сына в ваши годы… Вам, Гоша, я хочу пожелать полюбить эту вашу работу, увидеть в ней высокий смысл и большую пользу.
— Да уж, смысла в ней хоть отбавляй! — съехидничал Гоша.
— Высокого смысла! — поправил гость. Он умел подпустить пафоса в речь. — Вы участвуете в строительстве новой России на очень важном участке. От вас зависит, как скоро будут приниматься решения по направлению сил и средств этого процесса. Это вам не звезды считать или ловить элементарные частицы… Вы ещё научитесь управлять потоками больших средств, если, конечно, они у вас будут… И увидите большую пользу от этого. В том числе и личную…
— Например? — спросил Гоша.
— Беда мне с вами, молодой человек! Как говорил мой дед, «вас не научи, да помиру пошли, дак хрен не кусочки». Вы же только что говорили: «идут, несут и всем надо». А в ваших силах и в вашем праве регулировать эти потоки. И от того, в какую очередь вы поставите документ на подпись, зависит скорость его прохождения, сроки принятия решения и возможно даже объемы финансирования. А это значит… Ну, что, по вашему, это может значить?
— Сумма взятки за услугу? — простодушно спросил Гоша.
— Грубо, молодой человек. И считайте, что я ничего вам не говорил, — нарочито обиделся Федор Александрович и подал Гоше авторучку, чтобы тот подписал акт.
С тех пор прошло немногим более полугода, Федор Александрович даже не успел сдать казенную дачу в Серебряном бору. «Молодые и горячие» завели страну в тупик, их попросили «на выход», а Федору Александровичу к его большому удовольствию предложили вернуться в прежнюю канцелярию в той же должности. Первым «вице» стал, правда, не его прежний шеф — тот уже рулил даже не правительством, а своим независимым государством. Но и новый оказался человеком немолодым, с большим государственным опытом и пониманием дела.
…Оба, и тесть, и зять, уже изрядно подпили «этой японской отравы», разогрелись, обоих потянуло на откровенность. Но рассудок ещё работал, и зять, обведя гостиную взглядом, спросил: